Александр Сокуров, режиссер: «Сделать фильм о том, что происходило с произведениями, с памятниками искусства во время Второй мировой войны – пришла пора»

В преддверии 73-й годовщины со дня начала Великой Отечественной войны 178.RU побеседовал со знаменитым российским режиссером Александром Сокуровым, уже не первое десятилетие являющимся одной из самых значимых фигур мирового кинематографа. Он работает на Западе едва ли не больше, чем в России, и его взгляд ответственного гуманитарного исследователя и мыслителя на многие вопросы зачастую значительно более глобален и универсален, чем тот, к которому мы привыкли. Фильм, над которым он заканчивает работу, – о Великой Отечественной войне, о культуре и о человечности.

– Александр Николаевич, расскажите, пожалуйста, над чем вы сейчас работаете?

– Сейчас закончен монтаж фильма «Франкофония», это совместное французско-немецко-голландское производство. Исторический фильм о событиях, которые разворачиваются в 1940 году. Действие происходит в Париже, куда входят немецкие войска. Меня интересует, что происходит с культурой Франции, с музеями, и в первую очередь с Лувром. Что в условиях такой тотальной, глобальной войны происходит с национальным сокровищем страны, как удается сохранить его. Как это было возможно, как, почему и какой ценой – вот об этом фильм, а я в данном случае исследователь. Там есть и игровая часть и документальная. Попытка исследования, причем не политического, а гуманитарного: как можно даже в условиях вот такой тотальной, грандиозной, гигантской войны все же сосредоточиться на культуре.

Это пример и на будущее. Я недавно слышал дискуссию по телевидению о том, что делать с музеями и всякого рода художественными ценностями Крыма – никак не могут понять, кому это принадлежит, и как с этим поступать – и мне очень понравилась позиция Пожигайло (Павел Пожигайло, председатель комиссии Общественной палаты по культуре и сохранению историко-культурного наследия. – Прим. авт.), который сказал, что вне зависимости от того, что происходит вокруг политически, надо просто взять это под охрану и не давать кому-то воспользоваться моментом и все растащить. Там есть и серьезные музеи, там есть музей – единственный, абсолютно поразительный, живой, реальный – дом Чехова в Ялте, где мы снимали фильм «Камень», я очень хорошо знаю, что это такое…

– А когда приблизительно ваш новый фильм планируется к выходу?

– Я думаю, осенью.

– И тогда до зрителя он дойдет к концу года?

– В России – не знаю. Русской версии не делается. Есть французская, немецкая, английская… Прокатчиков на мои фильмы в России нет, я даже не знаю, кому предлагать ее. Телевидение показывать не будет, потому что телевидение не показывает то, что я делаю.

– Я вас всю жизнь ходила смотреть в «Родину»…

– Ну, это же единичный случай. А потом – это же не показ в России, это показ в отдельном городе абсолютно определенной группе людей. Но это я сейчас говорю не потому, что я выражаю сожаление или жалуюсь. Я давно уже перестал, на самом деле, обращать на это внимание – у меня просто нет сил физических бороться с этой проблемой. Мне важно иметь возможность работать – пока я жив и еще имею возможность ходить на двух ногах. Как это будет сделано, где это будет сделано, на какие деньги это будет сделано… Я делаю фильмы о жизни, об истории и об искусстве. И тем, кто их делает, важно не прекращать их делать. И не думать ни о своих зарплатах, ни о своих гонорарах. Но главное – работать.

– Учитывая, что была выбрана такая тема для работы – какие-то параллели с тем, как происходило сохранение музейных сокровищ в Советском Союзе во время Второй мировой войны, просматривались в ходе работы?

– Без всякого сомнения. Поскольку я сам и автор сценария, там есть и эпизод с Эрмитажем и Ленинградом. Может быть, у кого-то из моих западных коллег это вызывает ощущение некоей нарочитости, потому что там все-таки предмет другой – но я сам нашел место в драматургии для того, чтобы поставить эпизод с Эрмитажем. Сделать фильм о том, что происходило с произведениями, с памятниками искусства во время Второй мировой войны – пришла пора. Потому что не все так просто. Что-то разрушалось нами, что-то разрушалось немцами… Очень много абсолютно неясных обстоятельств с действиями вокруг памятников культуры у нас в то время. Что-то, может быть, уничтожалось нашими войсками, когда они уходили. Нужно составить объективную картину поведения людей во время чрезвычайных ситуаций по отношению к памятникам культуры и произведениям искусства. Потому что иногда люди ведут себя так, как будто бы – после нас хоть трава не расти, если не нам, то никому – и совершенно не думают о том, что надо стараться не умереть, а выжить и вернуться на родину. А когда ты победил и возвращаешься на родину – и видишь, что ты сам разрушил, уходя, сам уничтожил… не знаю, как тут быть с совестью. Это очень непросто.

– А если продолжать идею подобного исследования, не войдёт ли это в клинч с ныне принимаемыми законами о непересмотре итогов Второй мировой войны?

– В первую очередь мы обращаем внимание на то, что отношения между европейцами, внутри, между собой, решительно отличаются от отношения европейцев к России. Они более сложные, даже готовы рассматривать под определенным углом и нацистскую идеологию, как это было с Петеном (Анри-Филипп Петен, французский военный и государственный деятель; в 1940–1944гг. возглавлял авторитарное коллаборационистское правительство Франции. Петену принадлежит понятие «коллаборационизма». – Прим. авт.), который готов был закрыть глаза на то, что Гитлер написал кошмарную расистскую книгу «Майн Кампф», и жить в экономическом сотрудничестве, потому что в конце концов мы европейцы, соседи и давно живем рядом. И нужна взаимная терпимость.

Я говорю в фильме, что нацизм казался для французов менее опасным, чем большевизм. У меня есть в монтаже публикации французских газет, которые, когда началась осада Ленинграда, пишут об этом без сочувствия к осажденным. Французы боялись, что сталинская армия может прийти для построения социализма во Францию и во все европейские страны… У Советского Союза мощная армия и огромное население, ресурс грандиозный, Советский Союз активно экспортирует идеологию – это реальная опасность. Одна из мотивировок нападения Германии на Советский Союз – это невозможность сдержать всеобщую, всестороннюю коммунистическую экспансию и распространение коммунистических партий как агентов влияния Советского Союза. В том числе и в Германии – нацисты опасались коммунистов, боялись большевистского движения, оно было сплоченным, и Советский Союз строился по понятным и немцам тоталитарным принципам.

Поэтому, когда нацисты напали на Советский Союз, среди европейцев не было никаких возражений: две силы, одинаково неприятные, но большевики более неприятные, схватились друг с другом. Но в истории, как всегда, все сложнее, чем в литературе. В истории все сложнее, потому что литература имеет свои законы, а история развивается вне законов и в обстоятельствах хаоса.