«Мне 25, а я до сих пор боюсь, что меня поругают»: с какими проблемами мужчины и мальчики приходят к психологу — 6 историй

Мальчику 8 лет. Диагноз: нервные тики. В школу пошел в шесть с небольшим, так как в первый класс отдавали сестру-погодку. Со слов мамы, родители так хотели убить двух зайцев, ведь первый раз в первый класс два года подряд для родителей то еще удовольствие. Мама и папа решили отдать детей в школу вместе и отмучиться сразу.

Вот и мучился. Младший в семье мальчик.

— Я грустный, потому что мне тяжело учиться в школе. Меня часто ругают и наказывают. Сестру хвалят, мы с ней в одном классе учимся. В конце года я принес похвальную грамоту, думал, мама с папой обрадуются. Но у сестры их оказалось много, вот такая стопка, — показывает руками, как много, маленький пациент. — Она отличница, танцами занимается, выступает в школе, в конкурсах участвует, ее много кто знает. Я на борьбу ходил, но драться мне не нравится и никогда не нравилось. Я ничего не выигрывал. Папа ругался, говорил, что я должен быть сильным, а не как девчонка. А потом врачи драться запретили, потому что я нервничаю и глазами часто моргаю.

Виктория Бобылева предложила представить мальчику, что у него в руках волшебная палочка, и нарисовать свои мечты. Мальчик нарисовал волшебника с палочкой в руках и сказал, что хотел бы превратиться в отличника.

— Я стал отличником в школе, меня хвалят, дома тоже, — рассказывает мальчик, представляя, как нарисовал развешанные на стене фотографии в рамках, и довольно улыбается. На одну из них он мечтательно показывает: — В рамке — это я. Это родители в коридоре развесили мои фотографии. Всем, кто к нам приходит, они рассказывают, какой я молодец. А сестры на фотографиях здесь нет нигде. Только мои.

На следующей встрече ребенок «нарисовал» волшебной палочкой свою семью, представив их в образе деревьев.

— Это яблоня — мама, на ней много яблок. Сестра — березка, самая обычная. Я елка. У елки на верхушке красная звезда. Она яркая и мигает, все на нее смотрят, говорят: «Смотрите, какая красивая, и радуются», — мальчик посмотрел на рисунки с прошлой встречи, грустно вздохнул и понял, что не бывать ему отличником.

Психолог предложила описать, как живут отличники. Сравнить, как сестра делает уроки и мальчик.

— Сестра учит уроки долго, тщательно выводит каждую букву, пересказывает. Я в это время телевизор смотрю, потом быстренько уроки сделаю и гулять, с мальчишками на велосипедах катаемся, зимой на горке, — рассказывает ребенок.

Психолог обсудил с мальчиком, как бы изменилась жизнь, если бы он стал отличником. При этом, сместив уже фокус с внешней действительности на внутренние обязанности, ответственность и силу воли. Мальчик взял ластик и стер себя из рамочек и нарисовал в них сестру.

— Нет, не хочу быть отличником. Пусть сестра на одни пятерки учится, — облегченно вздыхает. — Мне уже не так грустно. Хоть я и не отличник.

Снова берёт карандаш и рисует себя и старшего брата — сына мамы от первого брака. Тому 15 лет. Недавно он переехал к бабушке, потому что сильно ругался с отчимом. Мама защищала сына, но потом случались скандалы. Старший переехал, а младший теперь без него скучает. Позже рисует семью и подписывает: «Семья и лето». А потом еще раз, только с другой подписью: «Я хочу, чтобы мы жили дружно, без ссор».

Уходя из кабинета психолога, мальчуган был уже менее скован. Психоэмоционального напряжения стало меньше. Парнишка и выговорился, и отреагировал актуальные переживания.

Виктория Бобылева провела психологическое консультирование с мамой. Далее с проблемой в семье предстояло работать уже родителям.

— Папа строгий, ничего не получится. А сын, знаете, он специально делает так. Батон куплю, идем по улице, он из пакета вытащит, бежит довольный. В автобусе никого не стесняется, — описывает ребенка мама. — Вы мне лучше скажите, что делать с его поведением. И еще с этими тиками теперь.

На прощание психолог показала маме рисунок елки с красной звездой на верхушке. Той, что ярко горит и нравится людям.

Мальчик-первоклассник. Жалобы учителя на плохое поведение. На уроках не слушает, вертится, то карандаши точит, то с пеналом играет. Дети с ним не дружат и обзывают.

За жалобами учителя на нарушения поведения скрывались дезадаптация, дефицит внимания и низкий уровень болевой регуляции. Ребенок не ходил в детский сад, поскольку сначала сидел дома с мамой, а потом в семье родился второй ребенок. Было уже не до детского сада. В школу отдали на год раньше. Думали, что справится. Но школьные правила оказались для мальчика в новинку. Он не привык выполнять инструкции. А вот большой коллектив сверстников его порадовал. Ребенок хотел со всеми играть и общаться. И при первой возможности пытался привлечь внимание к себе.

Мальчика пересадили на последнюю парту. Он расстроился. Успевать за учителем стало сложнее. Не видит, не слышит, предоставлен сам себе. Ребенку оставалось только грустить и развлекаться с пеналом. Учительница говорила ребятам: «Не смотрите на него, его здесь нет», «Будет сидеть в конце класса», «Его для нас не существует».

— Недавно я крутил пенал. Учительница забрала его и выкинула в мусорку. Там он пролежал до конца урока. На перемене ребята увидели, что в мусорном ведре лежит огрызок от яблока и мой пенал. Стали дразнить, что я тоже теперь грязный, — рассказал мальчик. — Мне обидно. Не хочу ходить в школу. Я там лишний. Мне постоянно говорят: «Тебя для нас не существует».

Мама подтвердила слова ребенка, сказав, что он стал часто спрашивать: «Мам, а я и правда есть?»

Мальчику 12 лет, 6-й класс. Сам попросил записать к психологу. Беспокоится, что не может сдержать слёзы, когда не хочет их показывать.

Ребенок занимается плаванием, боксом и может постоять за себя. Учится хорошо. Есть лучший друг, с которым вместе гуляют. Признаётся, что хочется плакать, когда подерется с мальчишками. Это и беспокоит. Причем плакать иногда хочется даже тогда, когда оказывается победителем.

— Есть один задира, — говорит он, — нарывается, достает, обзывает. Когда подеремся с ним, я выиграю, он уходит, но делает это молча. А я вижу его спину и не могу сдержать слёзы. Хотя вроде должен радоваться. Я ничего не понимаю.

Мальчишка не боязливый, несмотря на то что много тревожился: «Что будет, если вдруг». Без помощи обнаруживал каждую из несанкциональных мыслей и мог легко опровергнуть, когда психолог задавала вопросы. За тревогой прятались грусть, обида, сожаление и одиночество. Именно два последних пункта оказались для него труднопереносимыми.

— Плакать начинал, когда думал, что друг не может меня защитить или как-то помочь. От этой мысли было горько. Почему — не знаю. А слёзы предательски предавали, — мальчик задумывается. — Знаете, от ударов в теле не так больно. А вот от этой мысли внутри как будто пусто и тяжело. Я обижаюсь на друга и чувствую себя одиноко, когда он стоит в стороне.

Как оказалось из разговора, друг не умеет драться. Даже когда противник лежит, он ногой даже его пнуть не может. Но мальчик дружит с ним не из-за этого.

— Чувство юмора у него есть, шутить умеет, а я нет. С ним весело, умеет подбодрить, — описывает мальчик. — После драки находит подходящие слова, даже развеселить умеет. Я про драку тогда сразу забываю. Мы идем с ним, шутим, смеемся. Получается, что друг помогает и поддерживает?

Чувство вины не дает покоя.

9 лет, 3-й класс. Папа погиб.

— Вчера перед сном обнимал плюшевого крокодила и представлял, что это папа, разговаривал с ним. Мне было страшно засыпать. Но я не боюсь темноты и спать один не боюсь, — рассказывает мальчик. — Я боюсь, что тоже умру. Как папа, потому что похож на него. Я его сын. Наверное, поэтому тоже умру.

Папа ребенка был военным. Офицером. Получил серьезные осколочные ранения и умер в госпитале. На момент гибели ему было 32 года. Мальчик называет точную дату жизни и дату смерти папы и даже его знак зодиака. Потом добавляет свою дату рождения и знак зодиака. Это разные даты. И по гороскопу они тоже не одинаковы.

Психолог предложила мальчику нарисовать, кем он будет в будущем.

— Я буду архитектором. Я строю большие дома. Там живут люди, а потом домов будет много. Город становится всё больше. На рисунке мне 38 лет, — объясняет мальчик. — Я люблю проектировать и строить дома и города. Но пока только делаю это дома из «Лего».

Психолог рассказывает ребенку, как он в мечтах и в будущем проектирует дома, люди в них живут, города развиваются. Мальчик вырос, работает и живет. А папе было 32 года, и он захотел быть военным. Это была его профессия, жизнь и судьба.

— Значит, я не умер, как папа, — подводит итог ребенок.

Мальчик просит нарисовать еще кое-что. Рисует танк. Осколок. Начинает рисовать другой танк… но бросает

— Что-то я уже больше не хочу сегодня рисовать танки. Надоело! — улыбается.

Мальчику 11 лет, 5-й класс. Родители развелись и разъехались.

— Учился хорошо, родители ругались не из-за меня, но я как будто что-то недоделал, — рассказывает ребенок. — Помню последнюю ссору, после которой они развелись. Папа душил маму, сестра кинулась разнимать. Мне было страшно, думал, что мама умрет. Папа долго не убирал руки от нее. Я стоял как вкопанный и не мог сдвинуться с места. Сестра разводила их по разным комнатам, потом караулила, чтобы они снова ночью не подрались. А я будто что-то недоделал. Я хотел, чтобы мама и папа были вместе. Хотел быть с ними, а не выбирать, с кем жить, — долгая пауза, и он добавляет: — Я хотел встать между ними и помешать им драться. Но я не смог. Я хотел обнимать и маму, и папу.

Через полгода психолог вновь встретилась с мальчиком, но уже при трагических обстоятельствах. Ему исполнилось 12 лет. Он перешел в 6-й класс. С разводом родителей он вроде бы справился. К папе ездил по выходным. Там у него была комната и компьютер. Они оставались с папой близки, несмотря на то, что родители были больше не вместе. Собирались с папой поехать на море. Но за неделю до отпуска папа погиб в автокатастрофе.

— Злюсь на того водителя, из-за которого разбился папа. Это водитель фуры, ему было 65, а папе 38. Если бы не он, папа был бы жив, — рассказывает мальчик. — Я проклинаю его семью. Мама говорит: «Так нельзя». Хочу, чтобы им было плохо. Хотя вряд ли им будет так, как мне. Тот уже старый был. Всё равно скоро бы умер сам.

Мальчик говорил долго, много плакал, но слушал внимательно. Попросился прийти через пару недель и действительно пришел. Началась школа, и первое, что он сказал, — переживает, что плохо будет учиться и его выгонят из школы.

— В прошлом году учился хорошо, а в этом в первые же дни после каникул уже стал получать тройки. Мне стыдно, — говорит подросток. — Папа бы расстроился, если бы узнал, что скатываюсь и ленюсь. Боюсь, что оставят на второй год. А папе там, — показывает наверх, — без меня плохо. Я хочу, чтобы папа там был счастлив, но не знаю, как теперь ему можно помочь.

Мальчик рассказал, что у отца была депрессия, но тот не обращался за помощью. Сын брал на себя функцию разговаривать со своим папой. Тогда отец улыбался, отвлекался, но не всегда это помогало.

Виктория Бобылева говорила с ребенком о жизни после смерти, спрашивала, о чем он думает, во что верит, каким был папа, что они любили делать вместе, о чем мечтали, чему папа радовался. Мальчик оказался верующим, как и отец. Мама же в Бога не верит. Когда ребенок пытался с ней заговорить на эту тему, то оказывалось, что возможности выговориться у него не было.

Мысль о том, что человек жив, пока живы воспоминания о нем, мальчику откликнулась.

— Говорят, что Бог забирает лучших, — говорит он. — Но папа был просто таксист, обычный таксист. Зачем Богу понадобилось забирать именно его? Я злюсь. А так нельзя. Мне от этого плохо. Я виноват, наверное.

Психолог предложила нарисовать то, как человек переживает горе — большой и непростой путь. Его приходится преодолеть человеку, который переживает утрату. Это как на машине ехать куда-то далеко. Как на море, только дольше. Виктория Бобылева и мальчик нарисовали линию и на ней — отрезки жизненного пути. Один из отрезков — гнев, злость или агрессия. Понимая, что так происходит со всеми, и это нормально, мальчик немного успокоился. Постепенно они вернулись к мысли, что есть то, на что повлиять никто не в силах. Значит нужно искать то, на что влиять можно и нужно.

— Папа хотел, чтобы у меня получалось в школе, а еще чтобы я занимался плаванием. Когда я улыбался, он тоже радовался, хотя сам часто был грустный. Он хотел, чтобы я был счастлив, чтобы мы с ним много путешествовали, — рассказывает мальчик. — Я постараюсь не получать тройки по английскому. Продолжу ходить в бассейн. Летом мы на море поедем с мамой. А еще я могу свечи зажигать в память о папе. Так у меня бабушка делает.

Парню 25 лет. У него проблемы и чувства, пришедшие еще из детства.

— Я очень устал. Сил нет, много работаю. Родители развелись. Когда был маленький, жил с мамой. Она унижала меня, говорила, что я во всём виноват, хотя я не понимал, в чем. Помню, что мне постоянно нужно было что-то делать, учиться, книжки читать, лишь бы без дела не сидеть. А то мама увидит, что не делаю, будет сильно ругаться. Боялся не поступить в институт — поступил. Потом боялся учебу не окончить — окончил. Работу не найти — нашел, — рассказывает парень на сессии с психологом. — Такое чувство, что я до сих пор чего-то боюсь, например, что меня поругают. Мне постоянно что-то нужно делать. Хотя мама осталась далеко в другом городе на Урале, всё равно у меня это не проходит. Я живу с девушкой, она не работает. Кота недавно из приюта взяли. Кот оказался больной. Сделали ему несколько операций. Лекарства дорогие. Пришлось даже 150 000 рублей кредита взять. Жалко было девушку — не смог отказать. Ну и кота жалко. Но кот всё равно умер. А еще я матери помогаю, деньги отправляю, хотя она попала в какую-то секту и деньги туда несет. Но отказать не могу. Она ругаться будет.

Сказал, что сейчас не пьет таблетки от депрессии. Попасть к психиатру пока не может, потому что лечили кота, залезли в долги из-за лекарств, а врач — это дорого.

Парень говорил без остановки и так, как будто у него много накопилось. Он бы продолжал это делать еще и еще. Но прием закончился, был поздний вечер, а у него зазвонил телефон. Ставший мужчиной мальчик, которого никогда не оставляли без дела, спешил на вторую работу. Он достал еще один телефон из кармана брюк. А потом, на ходу, из сумки еще третий. Прощаясь с психологом, он параллельно что-то перепроверял, путался в телефонах, боялся куда-то опоздать, буквально жонглировал ими на ходу.

— Телефонов три, работ у меня четыре. Днем лекции читаю в колледже. Потом онлайн работаю, ночью модератором. И еще… — он не договорил про четвертое место, спешил. Виновато поглядывал на часы, сказал: «Больше не ждите меня. Я к вам пока не приду. Мне некогда. Еле выкроил час и так слишком долго собирался. Еще на дорогу время нужно, уже опаздываю на работу. Рад, что пришел. Хотя целый час у вас просидел на диване, ничего не делал. А меня могут поругать».